О Талии, сокрытой под землёю, упоминалось тут Семь жён Синей бороды

Теперь пора нам обратиться к ВЕТКЕ. МИРТовой. Хотя под МИРТОМ не только МИР сокрыт, но в анаграмме затаиться мог и МИТРА - ведь бают, что рождён из Камня 

Миртовая ветка

Рассказывают, что жили в селении Миано муж с женою, у которых не было детей, и томились они великим желанием оставить по себе хоть какое-то потомство — особенно жена, которая только и говорила: «Боже, да мне бы хоть кого-нибудь родить; все равно, хоть миртовую ветку!» И часто повторяла она эту песню; и до того докучала небесам этими словами, что стал расти у нее живот и округлилось брюхо, и через положенный срок, вместо того чтобы разродиться мальчишкой или девчонкой, произрастила она из Элизейских полей своего чрева самую настоящую миртовую ветку. И с великим удовольствием посадив ее в вазу, украшенную многими прекрасными маскаронами, поставила на подоконник, поливая ее утром и вечером с большим старанием, чем крестьянин — капустную грядку, урожаем с которой надеется оправдать наем огорода.
Однажды сын короля, что ходил тем путем на охоту, проезжая мимо ее дома, безмерно увлекся этой красивой веткой и послал сказать хозяйке, чтобы продала ему ее за любую цену, какую только захочет. И хозяйка, после тысячи отказов да отговорок, наконец, возбужденная выгодой, связанная обещаниями, приведенная в смятение угрозами, побежденная мольбами, отдала ему вазу, заклиная беречь и холить ветку, ибо любила ее воистину не меньше дочери и так именно ее и ценила, как плод своей утробы.
И вот принц с величайшей радостью велел принести вазу с веткой прямо к себе в покои и поставить на подоконник и стал окапывать и поливать ее своими руками. А потом случилось вот что: однажды вечером улегся принц в постель, слуги погасили свечи, и едва все вокруг утихло и все во дворце погрузились в первый сон, как услышал принц в доме шаги, будто кто ощупью потихоньку идет к его ложу.
И стал он думать: то ли это слуга крадется стащить кошель с деньгами, то ли домовой — сдернуть со спины одеяло; но как он был человек мужественный, который не устрашился бы и злого беса, то застыл на месте, словно мертвая кошка, ожидая, что будет дальше. И тут он почувствовал, что это существо приблизилось к нему вплотную, и от прикосновения ощутил, что оно гладкое; и где он ожидал наткнуться на иглы дикобраза, там нашел нечто более нежное и мягкое, чем берберская шерсть, более приятное и податливое, чем хвост куницы, более шелковистое и легкое, чем перышки щегленка. Он быстро передвинулся поближе, подумав, что это фея (как оно и было на самом деле), приклеился к ней, словно коралловый полип, и принялись они в игры играть: то в «Поклюй, поклюй, воробушек», то в «А ну-ка, где спрятал камушек?»
А потом — прежде чем Солнце вышло, как главный врач, осмотреть поникшие и печальные цветы, которые ожидали его с нетерпением, — загадочная гостья поднялась с ложа и исчезла, и принц остался один, полный блаженства, беременный любопытством, нагруженный удивлением. И поскольку вся эта история повторялась в течение семи дней, его снедало и томило желание узнать, что за счастье подарили ему звезды и что за корабль, нагруженный сладостями Любви, приходит каждую ночь бросать якорь в его постели.
И вот когда в одну из ночей, утомленная его ласками, милая девочка делала баиньки, он привязал одну из ее кос к своей руке, чтобы она не улизнула, позвал слугу и велел зажечь свечи. И что же он увидел? Истинный цвет красоты, чудо из женщин, зеркальце, расписное яичко Венеры, прекрасное сокровище Амура; увидел куколку, лапушку, горлинку ясную, Фату Моргану, знамя парчовое, колос золотой; увидел похитительницу сердец, глаз соколиный, луну полную, голубиный клювик, королевский кусочек, игрушечку — словом, такое увидал зрелище, что впору ума лишиться.
И, созерцая эту красоту, воскликнул:
— Кинься в огонь, богиня Кипрская! Надень себе веревку на шею, Елена Прекрасная! Идите прочь, Креуса и Фьорелла, ибо ваши красоты — всего лишь безделушки рядом с этой красавицей, что одна стоит вас двоих! О красота всецелая, совершенная, спелая, полная, истинная! О дар, достойный королевских сокровищниц, Севильи, блеска двора; о грация, в которой не найти изъяна, которой нет предела! О сон, сладкий сон, пролей свой маковый отвар в очи этой драгоценности, не лишай меня наслаждения созерцать, сколько захочу, этот триумф красоты! О прекрасная коса, связавшая меня! О прекрасные очи, палящие меня огнем! О прекрасные губы, наполняющие меня силами! О прекрасная грудь, что утешает меня! О прекрасная рука, пронзающая мне сердце! Где, где, в какой мастерской чудес Природы исполнена эта живая статуя! Какая Индия прислала свое золото для этих волос! Какая Эфиопия — слоновую кость, чтобы изваять этот лоб! Какая Маремма доставила изумруды для этих очей! Какой Тир принес пурпур, чтобы украсить румянцем это лицо! Какой Восток отдал свои жемчуга, чтобы составить в ряд эти зубки, словно бусы! Какая горная вершина от своих снегов подарила белизну этой груди! От снегов, которые чудесно, вопреки природе, дают жизнь цветам и воспламеняют сердца!
С этими словами он обхватил ее будто виноградную лозу, которая одна могла даровать утешение всей его жизни; и, когда обнял ее так, она, освободившись ото сна, ответила на воздыхания влюбленного принца грациозным зевком. Видя, что она проснулась, он сказал ей:
— О счастье мое! Если, рассматривая этот храм Любви без свечей, я был как в муках, что же станет с моей жизнью теперь, когда ты зажгла два своих светильника! О прекрасные очи, которые одним триумфальным пасом света заставили звезды играть с пустым банком! Вы, только вы пронзили это сердце; только вы, как свежее яичко, способны приложить к нему целебный пластырь! И ты, дивная моя целительница, сжалься над больным от любви, которого охватил жар, когда на смену ночной тьме явились лучи твоей красы! Коснись своими руками моей груди, потрогай пульс, пропиши мне рецепт! Но зачем я еще жду рецепта, душа моя? Приложи к моим губам пять примочек своим нежным ротиком! Не желаю иных растираний, кроме ласк твоей руки, ибо уверен, что только сердечный напиток твоей великолепной грации и корень этого «воловьего языка» сделают меня совершенно свободным и здоровым!
Зардевшись, как огонь, фея отвечала на его слова:
— К чему столько похвал, господин принц! Я — раба твоя и, чтобы служить твоему царственному лицу, рада была бы ночной горшок за тобой выливать; и считаю большим счастьем, что из миртовой ветки, что росла в глиняной вазе, стала кроной лавра, приклонившейся к гостинице живого сердца — сердца, исполненного такого величия и доблести!
От слов феи, растаяв, будто сальная свеча, принц снова бросился обнимать ее, запечатлевая это послание поцелуем, и дал ей руку, говоря:
— Вот мое слово: ты станешь моей женой, ты будешь госпожой моей державы, ты будешь владеть ключами от моего сердца, ибо руль жизни моей уже у тебя в руках.
И после этих и сотни других любезностей и ласк, восстав, наконец, от ложа, они проверили, в полном ли порядке кишки и желудок; и так делали в течение нескольких дней.
Но Фортуна, играющая несчастьями, разрушительница браков, всегда бросает свои шипы под ноги влюбленным. Словно противная собачонка, она всегда какает в минуту наивысших удовольствий Любви; и случилось так, что принца позвали на охоту, чтобы убить огромного лесного кабана, который опустошал поля той страны. Ради этого он был принужден расстаться с возлюбленной, а вместе с нею оставить и две третьих своего сердца.
Но, поскольку он любил ее больше жизни и видел, что красотой она затмевает всех иных красавиц, от его любви и от этой красоты произросло нечто третье — то, что есть буря в море радостей любви, дождь над бельем любовных ласк, сажа, падающая в сочное блюдо наслаждений тех, кто влюблен, — явилась та, о которой я сказал бы: как змея жалит и как червь точит; как желчь горчит и как лед холодит; та, из-за которой жизнь любящих всегда идет будто по канату, ум всегда неспокоен, а сердце терзается подозрениями.
И, обратившись к фее, принц сказал:
— Я вынужден, любимая, провести две или три ночи вне дома; Бог один знает, с какою скорбью я расстаюсь с тобою, ибо ты — подлинно душа моя. И беру Небо в свидетели: если ты меня пустишь рысью, я пущусь галопом к Смерти; но, поскольку я не могу не пойти, ибо должен выполнить желание отца, мне придется сейчас оставить тебя одну. И молю тебя, ради той любви, что ты ко мне имеешь, вернись обратно в вазу и не выходи, покуда я не вернусь. А тогда все у нас с тобой будет по-прежнему.
— Я сделаю, как ты говоришь, — сказала фея, — поскольку не умею, не хочу и не могу возражать против того, что тебе угодно. Итак, иди, и пусть сопутствует тебе матушка всякой удачи, и знай, что я всегда рядом с тобой. Но исполни и ты мое желание: привяжи к верхушке мирта шелковую нитку и колокольчик. А когда вернешься, дерни за нитку, колокольчик зазвенит, и я быстренько выйду тебе навстречу и скажу: «Вот я».
Принц так и сделал. Призвав слугу, он сказал ему:
— Ну-ка поди сюда, открой уши да хорошенько слушай. Застилай мое ложе каждый вечер так, как будто я сам сейчас приду и лягу; поливай всегда эту ветку в вазе, да смотри у меня: я на ней все листочки сосчитал, и, если хоть один упадет, останешься без хлеба.
И, сказав так, сел на коня и поехал добывать кабана; а любимую оставил, словно овечку у мясника.
Между тем семь женщин дурного поведения, которых принц держал при себе, когда увидели, что он охладел в любви и бросил обрабатывать их поля, стали подозревать, что он забыл прежнюю с ними дружбу ради некой новой интриги. И, желая узнать причину, призвали они каменщика, и тот за хорошие деньги выкопал от их дома подземный ход прямо в покои принца.
Войдя туда, эти записные прощелыги, желая видеть, не новая ли ночная совушка очаровала их клиента, открыли опочивальню и, никого не обнаружив, увидели только прекраснейший миртовый куст, и каждая оторвала себе по ветке. Только самая младшая из них схватилась за всю верхушку, к которой был привязан колокольчик.
Колокольчик зазвенел, и фея, думая, что это принц, тотчас вышла. И как только жалкие вороны увидали это лучезарное чудо, они тут же напали на нее и схватили своими лапами, говоря:
— Ах, это ты увела воду наших надежд на свою мельницу? Это ты заграбастала себе в задаток благосклонность нашего господина? Это ты, важная цаца, присвоила достояние, купленное нашими телами? Вот мы и встретились, какая радость! Ну, сейчас выцедим мы из тебя сок! Ну, и пожалеет же твоя матушка, что не в добрый час на свет тебя высрала! Ты уж думала, что отхватила наш огород, да только вовремя поймали тебя за холку. Да чтобы не были мы в девять месяцев рождены, если ты сейчас за все не расплатишься!
И с такими речами они разбили ей палкой голову и растерзали тело на сотню кусочков; и каждая взяла себе часть; только самая младшая не захотела приложить руку к сему жестокому делу; и, когда сестры звали ее делать то же, что и они, взяла только маленькую прядку прекрасных золотых волос. Сотворив все это, они испарились по тому же подземному ходу.
Тою порой пришел и слуга, чтобы приготовить постель и полить ветку, как было ему велено господином. И, обнаружив все это несчастье, чуть не умер от переживаний; кусая себе руки, он собрал частички плоти и костей, отчистил кровь с пола, сложил все это в вазу и полил водой. Потом приготовил постель, закрыл комнату и, оставив ключи под дверью, унес свои башмаки подальше от той страны.
И вот вернулся принц с охоты; дернул он за шелковую нитку, позвонил в колокольчик. Но в колокольчик звонят, когда на перепелок охотятся! Но в колокольчик звонят, когда епископ выходит! А бедный принц мог бить хоть во все церковные колокола: его фея была так рассеянна! Немедля вбежал он в свои покои и, не имея терпения звать слугу и спрашивать ключи, врезал кулаком со всей силы по замку, открыл дверь, вошел внутрь, растворил окно… И, увидев вазу без куста, принялся рыдать, бить себя, кричать, вопить, голосить:
— О бедный я, о несчастный я, о обездоленный! И кто же меня посмешищем таким сотворил? И кто меня разыграл так ловко и безжалостно? О принц ограбленный, разоренный, убитый! О ветка моя поломанная, о фея моя потерянная, о жизнь моя, от горя почернелая! О радости мои, развеянные как дым! О сладости мои, кто вас полил едким уксусом? Что будешь делать теперь, Кола Маркьоне злополучный? Что сотворишь, несчастный? Прыгай в ров — избавишься от своей беды! Всего добра ты лишился в этой жизни, и неужто горло себе не перережешь? Потерял сокровища бесценные, и как еще бритвой себя по жилам не полоснешь? Стерли тебя из этой жизни, и как ты еще с высоты не бросишься? Где же ты, где, веточка моя? Какая черная душа, что чернее камня с Везувия, разграбила мою прекрасную вазу? О проклятая охота, все ты радости у меня отняла! О горе мне: пропащий, безнадежный, мертвый; оборвались дни мои; и невозможно, чтобы еще пытался я жить этой жизнью без той, которая поистине есть моя жизнь. И всяко теперь протяну я ноги: без милой сон мне будет пыткой, пища — отравой, удовольствия — удушьем, а жизнь — горечью.
Этими и другими словами, способными растрогать и уличные камни, взывал принц; и после долгого плача и горького рыдания, полный муки и гнева, не в силах ни закрыть глаза для сна, ни открыть рот для еды, настолько предался он горю, что лицо его, прежде бравшее румянец от пурпура восточного, теперь пожелтело, как фальшивое золото, и сочное прошутто губ изменилось в прогорклое сало.
А тем временем фея вновь выросла из остатков, собранных в вазу, и увидела, как бедный ее возлюбленный рвет на себе волосы и бьется в рыданиях — высохший как щепка, цветом похожий на больного испанца и на зеленую ящерицу, на травяной настой, на желтуху, на грушу, на хвост канарейки, на волчий помет. Взволнованная, выпрыгнула она из вазы, как луч света из слепой лампы, изумив Кола Маркьоне, и, сжимая его руки, стала ему говорить:
— Вставай, вставай, принц мой ненаглядный! Довольно, довольно тебе горевать! Оставь плач, утри слезы, отложи в сторону гнев, утоли печаль! Смотри, я снова жива и прекрасна, назло этим стервам, которые, разбив мне голову, сотворили со мной то, что сделал Тифон со своим бедным братом!
Принц, увидав своими глазами чудо, которому не мог поверить, от смерти вернулся к жизни, и вновь зарумянились у него щеки, страсть закипела в крови, бурно задышала грудь. Одарив любимую тысячами нежностей и ласк, он захотел узнать от начала и до конца все, что произошло. И услышав, что слуга ни в чем не виноват, послал призвать его к себе. И, устроив великий пир, с благосклонного согласия отца, объявил фею своею женою. Пригласив лучших людей королевства, он, кроме того, повелел прийти и семи злым ведьмам, что убили эту молочную телочку.
И когда окончили есть, принц, указав рукою на фею, стал спрашивать по очереди каждого из гостей: «Какого воздаяния был бы достоин тот, кто сотворил бы зло этой милой девочке?» А она сидела рядом с ним, столь прекрасная, что разрезала сердца точно бритвой, поднимала в высоту души словно лебедкой, и притягивала желание как магнит. И тогда все, что были за столом, стали отвечать: один — что тот злодей был бы достоин виселицы, другой — что колеса; кто говорил — что щипцов, а кто — чтобы в пропасть бросили; кто одну казнь предлагал, кто другую. Дошла наконец очередь и до тех бесстыжих рож; хотя разговор им и не по вкусу был, и начинали уже они, как говорится, видеть сны недоброй ночи, деваться было некуда. А поскольку нередко там истина рот открывает, где вино играет, сами ответили они, что, если бы кто дерзнул руку поднять на сей сладостный плод из сада Любви, того подобало бы в сточной канаве живым утопить.
И когда они собственными устами произнесли такой суд, принц сказал:
— Сами вы свое дело защищали, сами и приговор себе вынесли. Остается только, чтобы я повелел исполнить ваше решение. Ибо вы и есть те самые, кто, имея бессердечие Нерона и жестокость Медеи, разбили эту прекрасную головку, как яйцо, и несравненные члены ее тела измельчили в кусочки, словно мясо для колбасы. Итак, скорее, не будем время терять! Сейчас же пусть бросят их в самую большую сточную канаву нашего королевства, чтобы окончили они там презренную свою жизнь!
Когда все это было без промедления исполнено, князь выдал замуж младшую сестру тех потаскух за своего слугу, дав ей хорошее приданое, и устроил безбедную жизнь для отца и матушки миртовой ветки. И зажил он с феей в веселии; а дочери сатаны, горько и мучительно расставшись с жизнью, подтвердили верность изреченного древними мудрецами:

Дурная коза скачет, покуда за рога не схватят.

ПЕРУОНТО (ср. с ПЕР ГЮНТ - М.)

У одной знатной женщины из Казории[58], по имени Чеккарелла, был сын, коего звали Перуонто[59], и был он самым безобразным на вид, самым ужасным тупицею, самым отъявленным балбесом, подобного которому Природа никогда не производила. По этой причине у бедной его матушки душа всегда была черна, словно тряпка, которой моют котлы. Тысячу раз на дню проклинала она колени[60], которые приняли эту мухоловку, эту бестолочь, от которой не больше было проку, чем от козла молока; и несчастная могла бы кричать, хоть вовсе не закрывая рта, но с проклятого бездельника, как говорится, кроме говна, взять было нечего.
В конце концов, после тысячи приступов бессильной ярости, после тысячи «Я что тебе говорю?» и «Я что тебе сказала?», кричавши нынче и оравши завтра, однажды она заставила-таки его пойти в лес и принести домой вязанку хвороста, с такими словами:
— Время уже и кусок проводить в добрый путь. Сбегай-ка за хворостом, да не задерживайся, набрал — и скорей назад. Затоплю печку, да приготовлю четыре кочана «протянутой» капусты[61], чтобы нам малость протянуть эту жизнь.
И вот лежебока Перуонто отправился в путь; и шел он, как приговоренный к смерти в сопровождении монахов в белых балахонах, шел так, будто по всей дороге были наложены яйца и он боялся раздавить хоть одно; шел, считая шаги, словно часовой на крепостной башне, шел тихо-тихо, медленно-медленно, потихоньку-полегоньку, вразвалочку, направляясь в сторону леса, так, будто собирался вернуться домой не раньше, чем ворон, выпущенный Ноем из ковчега[62].
Путь его лежал среди лугов, где протекала речка, которая сердито журчала и ворчала на камни за то, что они не уступают ей дорогу; и здесь он увидел трех юношей, сделавших себе ложе из травы и изголовье из камней. Как убитые, спали они под солнцем, которое, стоя в зените, палило их своими лучами.
Увидев этих бедняг, которые кипели на жаре, словно источник воды посреди раскаленной печи, пожалел их Перуонто, нарубил топором дубовых веток и устроил над ними тенистый шалаш. В это время юноши пробудились; и поскольку были они сыновьями феи, то за добрую услугу наградили Перуонто волшебным даром: теперь все, чего он ни попросит, тут же исполнялось.
Расстался Перуонто с юношами и вышел на дорогу, что вела к лесу. И там собрал он такую непомерную вязанку хвороста, что впору хоть на лебедке ее поднимать. И видя, что пустое дело — пытаться взвалить ее на спину, уселся на нее и сказал: «Вот бы хорошо, если бы вязанка меня, как конь, домой понесла». И тут же вязанка сама по себе пошла иноходью, будто конь, выращенный в конюшнях Бисиньяно[63], и донесла его до королевского дворца, выписывая на скаку фигуры невероятные.
Придворные девушки, стоявшие у окна, видя такое диво, побежали позвать Вастоллу[64], королевскую дочь; и она, появившись в окне и поглядев на пируэты охапки веток и курбеты лесного сухостоя, принялась хохотать до упаду, хотя от рожденья была столь грустна, что никто никогда прежде не видел ее смеющейся.
Перуонто, услышав, поднял голову, чтобы посмотреть, кто над ним смеется, и сказал: «Вастолла! Хочу, чтобы ты от меня забеременела!» После этих слов, пришпорив вязанку башмаками, он понесся к дому таким лихим галопом, что только треск стоял по пути. А за ним неслась толпа детей, вытаращив глаза и поднимая жуткий гвалт, так что, если бы матушка, вскочив, не побежала поскорее закрыть за сыном ворота, его насмерть закидали бы апельсинами[65] и кочанами капусты.
А Вастолла, когда у нее сначала прекратилось обычное женское, потом ей стало хотеться съесть то одного, то другого, и потом вдруг сильнее забилось сердце, поняла, что нахваталась теста[66]. Сколько было в ее силах, она таила свою беременность, но потом живот уже нельзя стало скрывать; а когда ее разнесло как бочонок, дошло и до короля. После долгой скорби, собрав советников, он сказал им:
— Вам уже известно, что Луна моей чести показала мне рога[67]; вы уже знаете, что моя драгоценная дочь запаслась чернилами, чтобы написать ими летопись моего позора, а самой сменить королевский пурпур на перья вороны[68]; вы уже осведомлены, что мое любимое дитя надуло себе пузо, чтобы голова моя раздувалась от тяжких мыслей! Итак, скажите мне хоть что-нибудь! Посоветуйте! Ибо я счел бы за лучшее вынуть из нее душу, прежде чем она выпустит на свет дрянное потомство; ибо мне по сердцу, чтобы она испытала смертные судороги прежде родовых схваток; ибо мне угодно выкорчевать ее с этого света, прежде чем она принесет сорные семена и побеги!
Советники, у которых было в обычае употреблять в пищу больше масла, чем вина[69], отвечали королю:
— Поистине, она достойна великого наказания; и из рога, что приделала она к вашему лбу, надобно сделать рукоятку для ножа, который прекратит ее жизнь. Но все-таки — нет: ибо, если убить ее сейчас, когда она беременна, из разорванной сети выскочит тот наглец, который вверг Ваше Величество в битву скорбей, вооружил вас рогом слева и рогом справа, тот мерзавец, который, чтобы научить вас политике Тиберия, заставил изучать Корнелия Тацита[70]; чтобы показать вам наяву сон бесславия, заставил пройти через двери из рога[71]! Итак, давайте, посмотрим, что за корабль выйдет из ее порта, и тогда узнаем сам корень этого оскорбления, а потом еще поразмыслим и решим, с крупинкой соли[72], что с нею сотворить.
Совет понравился королю, ибо он увидел, что они ответили рассудительно и достойно; и он поднял руку и сказал: «Итак, подождем исхода дела».
И вот, наконец, когда соизволило Небо, настал час родов. И после четырех легких схваток, с первым выдохом в бутыль, с первым возгласом повитухи[73], Вастолла выдала на колени кумы двух чудесных малышей — словно два яблока золотых.
Король, тоже беременный — гневом, призвал советников, чтобы в свою очередь родить то, что ему подобало, и сказал им:
— Вот моя дочка и разродилась; пришло, значит, время дать ей дубинкой по башке.
— Нет, Ваше Величество, — отвечали старые мудрецы. (Видно, все происходило так, чтобы, как говорится, дать время времени.) — Давайте подождем, пока дети хоть немного подрастут, чтобы мы могли определить физиономию отца.
Король, который не писал ни строчки без линейки совета, чтобы не вышло криво, пожав плечами, набрался терпения и ждал, пока мальчикам исполнится семь лет. И когда он снова созвал советников, чтобы наконец выкорчевать пень с корнями, один из них сказал ему:
— Поскольку вы еще хорошенько не расспросили вашу дочку и до сих пор не смогли дознаться, что за поддельщик подменил корону на вашем изображении[74], теперь мы, наконец, должны стереть это позорное пятно. Итак, повелите устроить великий пир, куда будет обязан прийти всякий титулованный и благородный человек из жителей города. А мы внимательно осмотрим всех сидящих за столом; и к кому дети, побуждаемые самою Природою, прильнут наиболее охотно, тот, без сомнения, и есть их отец. Тут мы его быстренько и выметем вон, как вороний помет.
Эта мысль понравилась королю, и он назначил пир, созвав на него все общество плаща и кошелька[75]. И когда гости поели, всем повелел стать в ряд и провел мимо них мальчиков. Но малыши обращали на всю эту публику не больше внимания, чем собака Александра Македонского — на кроликов[76]; так что король, видя неудачу, бормотал проклятия и кусал губы; и, хоть не было у него недостатка в обуви, отчаянно сбивал ноги о камни, ибо невыносимо тесны были ему сапоги скорби.
Тогда советники сказали:
— Успокойтесь, Ваше Величество, и послушайте. Ничего, завтра мы устроим другой пир, теперь уже не для важных особ, а для всякого мелкого народца. Поскольку женщин всегда влечет к худшему, возможно, среди точильщиков ножей, торговцев образками и галантерейщиков мы найдем виновника вашего горя, раз не обнаружили его среди кавалеров.
Эта мысль показалась королю разумной, и он повелел приготовить новое пиршество, на которое, как гласил указ, должны были явиться все: вплоть до слабоумных, до бродяг, до оборванцев, до головорезов; все молодые парни вплоть до самых дрянных и непотребных, босяки, мошенники, жулики. И вот огромная толпа народа в засаленных фартуках и с навозом, налипшим на деревянных башмаках, — все простолюдины, сколько было в городе, будто вельможные графы и князья, уселись вдоль предлинного стола и принялись за еду.
И вот Чеккарелла, услыхав про указ, стала подгонять Перуонто, чтобы шел и он на королевский праздник; и ей удалось-таки выпроводить его на пир. Но лишь только он приблизился к столу, как подбежали эти славные мальчишки и, обхватив его за шею, будто приклеились, ласкаясь к нему так, что и передать нельзя.
Король, увидев, что за боб запечен был внутри пирога[77], вырвал себе всю бороду; ибо обнаружил, что награда в розыгрыше досталась мерзейшей образине, на которую и глянуть тошно: мало того что у Перуонто голова была сшита из тряпок[78], Природа наградила его совиными глазищами, носом попугая, ртом карнавальной маски; он был бос и в рванье; так что, даже не советуясь с доктором Фьораванте[79], можно было все понять о нем с первого взгляда.
И вот, тяжко вздохнув, король горестно изрек:
— Как могла эта свинья, эта шлюха, которую считали моей дочерью, влюбиться в такое чудище морское? Где умудрилась она спознаться с этим мохноногим животным? Ах, мерзкая, лживая, слепая — что за «Метаморфозы» Овидиевы она устроила! Превратиться в корову[80] ради грязного кабана, чтобы меня, в свою очередь, на весь мир выставить рогатым козлом! Но чего еще ждем? Что еще раздумываем? Пусть теперь понесет кару, которую вы назначите; и гоните ее прочь с моих глаз, ибо утроба моя не переваривает ее больше!
И советники, вновь собравшись на совещание, приговорили: и саму Вастоллу, и злодея, и их детей забить в бочку и бросить в море, чтобы подвести под их жизнью последнюю черту, не оскверняя рук презренной кровью.
Как только вынесен был приговор, немедленно принесли бочку, куда посадили всех четверых; но еще прежде чем ее закрыли, девушки из свиты Вастоллы, плача и рыдая о своей госпоже, опустили внутрь корзинку с сушеным виноградом и фигами, чтобы она могла протянуть в бочке хоть немного. Бочку забили, выкатили прочь и бросили в море, и вот поплыла она, куда ветер гнал и волны несли.
И тогда Вастолла стала говорить Перуонто, проливая из очей реки слез и горестно стеная:
— О, что за лютая судьба нам досталась — иметь вместо гроба Вакхову люльку! О, если б я знала, кто посмеет так надругаться над моим телом, чтобы загнать меня в эту бочку! Скажи мне, о, скажи мне, жестокий человек, какое чародейство ты сотворил, каким волшебным прутиком, чтобы уморить меня в этой бочке! Скажи мне, о, скажи, какой дьявол помог тебе просунуть мне в живот невидимую трубочку, чтобы в последний мой час я не видела просвета в этой проклятой дыре!
Тогда Перуонто, в котором неожиданно проснулись повадки торговца, ей отвечает:
   — Я скажу, коль ты в награду
дашь мне фиг и винограда.
   Вастолла, желая хоть что-то из него выудить, дала ему по горсти того и другого. И он, набив полный рот и еще продолжая жевать, рассказал ей все по порядку: как вышло у него с теми тремя юношами, потом с вязанкой хвороста и, наконец, — у нее под окошком; как за то, что она надрывала живот, потешаясь над ним, он и надул ей живот.
Услышав это, бедная женщина приободрилась сердцем и сказала Перуонто:
— Брат мой, но зачем же нам тогда испускать дух в бочке? Почему бы тебе не сказать, чтобы эта лодка скорби превратилась в прекрасный корабль, на котором мы избавимся от беды и приплывем в счастливую гавань?
А Перуонто отвечает:
   — Я скажу, коль ты в награду
дашь мне фиг и винограда.
  И Вастолла с готовностью наполнила ему рот. Как рыбачка на карнавале, нанизывая на крючок сушеные виноградины и смоквы, она выуживала из него свежие слова.
  И как только Перуонто сказал то, что хотела Вастолла, бочка превратилась в корабль со всеми снастями, нужными для плавания, с капитаном и матросами. И каждый был при деле: кто тянет шкот, кто сматывает тросы, кто держит руку на штурвале, кто паруса направляет, кто на мачту лезет, кто кричит: «Ad orza!», кто кричит: «A poggia!»[81], кто в горн трубит, кто фитиль у пушки запаливает: один одно, другой другое делает.
Теперь Вастолла, сидя в корабле, плыла среди моря наслаждения, — а настал уже час, когда Луна захотела поиграть с Солнцем в «Ты ушел и пришел, а местечка не нашел», — и вот, говорит она Перуонто:
— Милый мой мальчик, а не сделаешь ли ты, чтобы наш корабль стал прекрасным дворцом? И тогда нам будет еще уютнее. Ведь знаешь, как люди говорят: «Море хвали, да держись земли».
На что Перуонто опять отвечает:
   — Я скажу, коль ты в награду
дашь мне фиг и винограда.
  И она тут же все ему дала. Пережевывая ягоды, Перуонто сотворил и эту милость: сказал слово, и в тот же миг корабль пристал к берегу и обернулся великолепным дворцом, что снабжен был всем необходимым до последней мелочи и настолько полон мебели и всякой роскоши, что нечего больше и желать.
Вастолла, которая еще недавно не ценила свою жизнь и в три кавалло, теперь не поменялась бы местом и с первой госпожой в мире, видя себя окруженной безмерным изобилием и всевозможной обслугой, подобно королеве. И вот, желая поставить печать под списком своих благих приобретений, она попросила Перуонто получить новую милость: стать красивым и благовоспитанным, чтобы им было впору вместе наслаждаться всеми этими радостями; ибо хоть и говорит пословица, что «лучше муженек трубочист, чем дружок император», однако сейчас ей казалось самой большой удачей на свете, если бы он сменил внешность.
А Перуонто ей отвечает все с тем же припевом:
   — Я скажу, коль ты в награду
дашь мне фиг и винограда.
   Вастолла сейчас же вытащила чудесное лекарство винограда, вкупе со слабительным из смокв, чтобы излечить словесный запор Перуонто; и, только промолвив слово, он превратился из чучела в красавчика-щеголя, из страшилища — в Нарцисса, из маски сатира — в ангельскую головку. Увидев это, Вастолла, не помня себя от радости и стиснув Перуонто в объятиях, словно прекрасный плод, выдавила сок величайшего наслаждения.
Тем временем король, который с самого дня казни был еле жив от горя, отправился на охоту, послушав придворных, ибо они уговаривали его хоть как-то развлечься. И вот вдалеке от города застигла его ночь; и увидев свет, что светил из окон того дворца, он послал слугу спросить, не примут ли его хозяева. И пришел ему от хозяев ответ, что у них во дворце он сможет не только опрокинуть стаканчик, но и опорожнить утром ночную вазу. Король тут же поскакал туда, поднялся по лестницам, прошел в комнаты, но не обнаружил ни одной живой души, кроме двух милых мальчуганов, которые сновали вокруг него и приговаривали: «Дедушка, дедушка!»
Изумленный, пораженный, ошеломленный, король чувствовал себя будто во власти волшебных чар. В изнеможении усевшись за стол, он видел, как незримые руки расстилали перед ним фламандские скатерти, подавали блюда, полные всякой всячины. Он ел и пил подлинно по-королевски, и все это время с ним были только те два мальчика. И пока он вкушал все яства и пития, ни на минуту не умолкали гитары и тамбурины, чья музыка пробирала его до самых пяток. А когда отужинал, появилось ложе, блистающее золотом, куда он, стянув сапоги, улегся спать. И вся его свита, напитавшись досыта за множеством других столов, расставленных в иных комнатах дворца, расположилась на приятный ночлег.
И вот настало утро, и король, собираясь в путь, захотел взять с собою и обоих мальчиков, настолько они пришлись ему по сердцу; но тут появилась Вастолла с мужем; припав к ногам отца, она просила его о прощении, рассказав ему о своей счастливой судьбе. И тогда король, видя себя безмерно богатым — с любимой дочерью, драгоценными внуками и зятем-волшебником, — заключил их всех в объятия и, нагруженный этими сокровищами, вернулся в город, где на много дней устроил великий праздник, признав, вопреки прежним своим решениям, что

Человек предполагает, а Бог располагает.

Примечания

   58
  Селение неаполитанской округи. «Знатной» Чеккареллу можно назвать лишь в качестве горькой шутки.
    59
  Любопытно, что норвежский собрат нашего героя носит имя, весьма похожее по звучанию, — Пер Гюнт. Не восходят ли оба сказочных персонажа к одному древнему прототипу? Северный сюжет мог быть занесен в Италию норманнами в XI–XII вв.
  60
  Женщина в старой Италии рожала, сидя на табурете, поддерживаемая сзади повитухой; поэтому ребенок выходил на колени. Впрочем, кума тоже принимала ребенка на колени, так что остается не вполне понятным, кого проклинала Чеккарелла (ср. сетования Мазеллы в «Сказке про орка»).
    61
  Капуста «протянутая» (trascinata) — слегка обжаренная.
    62
  Ворон, которого Ной во время потопа выпустил из ковчега, чтобы узнать, далеко ли земля, не возвращался до самого окончания потопа. (Быт. 8:7, по Септуагинте; в Синодальном переводе иначе).
    63
  Неаполитанская аристократическая фамилия, занимавшаяся разведением ценных пород верховых лошадей.
    64
  Уменьшительная диалектная форма имени Виттория.
    65
  Апельсины-дички в Центральной и Южной Италии повсеместно растут на улицах.
    66
  То есть забеременела.
    67
  «Рога» были метафорой позора не только применительно к мужу, которому изменила жена, но и к отцу, чья дочь не соблюла девство до брака.
    68
  В оригинале игра слов: croneche (хроники) и corneche, шуточное слово, производное от corno (рог) — и от cornacchia (ворона — так называют распутную женщину). Перевод вольный.
    69
  То есть не были склонны к поспешным и неосторожным решениям.
    70
  Император Тиберий сослал на остров и заморил там смертью Агриппину — вдову своего сына Германика, а еще прежде того довел до смерти Юлию — свою неверную жену. Корнелий Тацит рассказывает об этом в первой и шестой книгах «Анналов».
    71
  О «дверях сна» говорит Вергилий в «Энеиде» (кн. VI, 893).
    72
  С крупинкой соли (лат. «cum grano salis») — то есть осторожно, с осмотрительностью. Выражение восходит к Плинию Старшему, который советовал принимать противоядия «с крупинкой соли» во избежание нежелательных побочных эффектов.
    73
  Роженице давали дышать в бутылку: считалось, что это приносит облегчение. Повитуха успокаивала и ободряла ее.
    74
  Изображением короля советник, вероятно, называет его дочь. Поддельщик, то есть предполагаемый любовник принцессы, подменил корону на изображении — значит лишил королевну ее достоинства.
    75
  Лиц знатного происхождения и больших богачей.
    76
  Анекдот, переданный Плинием Старшим: собака Александра на охоте не стала бороться с кабаном и медведем, ибо это были слишком слабые для нее противники; она ждала льва и слона.
    77
  Боб, запеченный внутри пирога — угощение и розыгрыш для детей на праздник Крещения, — старинная традиция нескольких европейских народов.
    78
  То есть ума было столько же, сколько у тряпичной куклы.
    79
  Болонский медик XVI в., автор знаменитых книг по медицине.
    80
  Намек на историю Ио, дочери царя Инаха, превращенной в корову по воле Геры. Овидий перенес ее в свои «Метаморфозы» из греческой мифологии и драматургии.
    81
  Команды при вождении судна с косым (так называемым латинским) парусом, означающие поворот паруса то в сторону, противоположную направлению ветра, то по ветру.

близко вот к этой ВЕТКА, упомянутой Виргилием  СтихиИ

только сейчас подумала про ВЕЧЕ (круговое как ВЕНОК).

Рада, что все ветки форума пронизаны лингвистикой, фонетикой и семантикой. Чего ещё желать: моя мечта сбылась, существует форум - маленький да удаленький. А то переживала, что человеки-словеки, обладающие РЕЧью, совсем не уделяют ей внимания.
Надеюсь, скоро мы перейдём от слов к песням - нашему полку прибыло, Аргонавтъ вписался, кумекает в словарно-певческом  деле...

Два раза в Жизни - во сне - слышала пение мистов и знала, что это именно они. От их Пения распространялся аромат, как от цветов (или звёзд, как показал Хермесъ). Передать это Пение словами невозможно - запредельно, не знаю даже, какими ушами слышала неслыханное, но эта Песня преодолела все блоки на моём восприятии... ибо донесла - ся. Для неё нет преград...
Можно лишь с точностью сказать, что это были женские голоса, переплетённые с мужскими. От такой сВязки захватывало дух: от ПЕРЕЛИВА мужского "низа" и женского "верха"... Не могу даже сравнить это с шаманским (от чего мурашки по коже, особенно от мужского РЫКа) или церковным пением (его уже не воспринимаю, ибо что-то не то там, стала понимать и чувствовать).

Эта песня, конечно, далека от того Пения из снов, очень-очень отдалённо - может, каким-то единственным сочетанием звуков напоминает тот аромат, за это и люблю её:

Вот умничка А.Молчанов, наш человек:

http://annales.info/greece/molchan/11.htm

Однако для изучения древнейшей критской топонимии наибольший интерес представляют те случаи, когда лингвистический материал удается сопоставить с археологическими данными.
С этой точки зрения особого внимания заслуживают четыре упоминаемых в документах линейного В города — Фест, Амнис, Тилисс и Кносс, имена которых дожили потом до поздней античности. Существование каждого из них в качестве крупного поселения прослеживается непрерывно как минимум с начала II тыс. до н. э.13) А это позволяет предполагать, что и соответствующие топонимы возникли тоже не позднее рубежа раннеминойского и среднеминойского периодов. К тому же [23] во всех четырех случаях есть возможность хотя бы частично выяснить этимологию рассматриваемых ономастических лексем.

Фест, греч. Φαιστός микен. Pa-i-to < минойск. *Pait-. (ср. с ПОЭТ - М.) Основа здесь должна оказаться скорее всего теофорной, ибо с ней связано имя бога-кузнеца Гефеста (греч. "Ηφαιστος < минойск. *Apait-, где α- — префикс; ср. также мужское имя A-pa-i-ti-jo (Фаэтон, вне сомнений, а от него и до ФАНЕТА-ФАНЕСА-ФАВНА близёхо - М.) на кносской табличке линейного В); тот же антропоним фигурировал и в генеалогических преданиях, связанных с династией догреческих правителей Крита: там Гефест — отец владыки-законодателя Радаманта, сын Талоса, внук Креса14) (Paus. VIII. 53. 5).

(так ГеФЕСТ-Фаэтон-Фанет не токмо кузнец, но и поэт! - М.)

Амнис, греч. 'Αμνισός, микен. A-mi-ni-so < минойск. *Aminis-, где а- — префикс, min- — корень, a -s- — суффиксальный элемент. Ср.: Μίνως — имя нескольких царей догреческого Крита, отождествляемое с династическим титулом; Μινωα — название многих пунктов в Восточном Средиземноморье, колонизованных критянами-минойцами; "мнои" или "мноиты" (упоминаемые как в сочинениях античных авторов, так и в тексте законов города Гортины, кодифицированных не позднее VI. в. до н. э.) — государственные, первоначально царские, рабы в критских полисах. Сюда же относятся не столь хорошо известные специалистам, как приведенные выше, примеры однокоренных слов из текстов линейного A: mi-nu-te и др.15) Устанавливаемое комбинаторным путем примерное значение топонима *Aminis- — "царский (т.е. имеющий то или иное отношение к правителю)".

Тилисс (ср. с Тифлис - М.), греч. Τυλισσός, микен. Tu-ri-so < минойск. *Turis-, где tur- — корень, a -s- — суффиксальный элемент. Ср. другие дериваты догреческой основы tur- со значением типа "владыка": греч. τύραννος, этрусск. Turan — богиня Владычица, и др.16) Наиболее вероятное значение [24] рассматриваемого топонима — "владыкин, принадлежащий владыке (земному или небесному)".

Кносс, греч. Κνωσσός и Κνωσός, микен. Ko-no-so < минойск. *Konos-, где kon- — корень, a -s- — суффиксальный элемент. Весьма вероятно, что три последних топонима, из числа рассматриваемых нами, ориентированы в своем оформлении на единую словообразовательную модель17) (в данной связи примечателен такой факт: в отличие от главного южнокритского центра — Феста, все они локализуются в другой части острова, причем очень близко друг от друга). Так или иначе, но в них обнаруживаются характерные форманты (во всех трех случаях — суффиксальный элемент -s-, a в одном случае — префикс а-), судя по догреческой ономастике Крита и текстам линейного А, вообще весьма употребительные в минойском языке.18)

С топонимом *Konos- соблазнительно сравнить такой не имеющий индоевропейской этимологии догреческий культурный термин как κωνος — "сосновая шишка", "конус". Следовательно, данное имя города могло иметь буквальное значение "напоминающий сосновую шишку, конусовидный" — если, например, имелся в виду холм с расположенным на нем поселением. Примечательно, что место, на котором был основан Кносс, с самого начала представляло собой небольшое всхолмление.

Топоним U-ta-no, соответствующий греческому "Ιτανος (общепринятый вариант русской передачи — Итан), содержит корень tan-, от которого образованы многие личные имена (антропонимы, теонимы) и другие лексемы, употребительные в минойском языке: Та-no, Ta-na-to, A-ta-no, U-ta-no (уже как личное имя) упоминаются в документах линейного письма В из Кносса; формы a-ta-no, j a-ta-no, ta-na-no и ta-na-ti (ср. с именем ТАНИТ, ТИНИТ - М.) фигурируют в текстах линейного письма А (т.е. в собственно минойских); Τάνος — город на Крите, известный по монетным легендам.9) Дериваты того же корня, явно связанные семантически с сакральной сферой, обнаруживаются как заимствования из пантеона и культовой практики минойцев, осуществленные в разное время другими народами: Άθάνα, Άθήνη — богиня критского происхождения, из центров материковой Греции более всего почитавшаяся в Афинах (получивших по ней свое имя), которые, согласно эллинской мифолого-исторической традиции, были некогда подвластны кносскому царю Миносу; tanasa- — этрусский религиозный термин, вероятно пришедший в древнюю Италию из Эгеиды.
_________________________

Так что же получается, что наша ТАЛИЯ-иТАЛИЯ на самом деле тиТАНИЯ?  И страна Дания со страной Италия поименованы благодаря ТАНИИ-ТАНЕ-ТАНИТ? Т.е. опять "ошибочка вышла": греческую ν повернули "рожками" вниз и стала греко-русская "л" с "ножками"? Эдак все устои могут пошатнуться - освобождённые ТИТАНЫ поднимутся на поверхность... И Муза Талия (цветущая, прорастающая, наша Мёртвая царевна) тогда запросто может не только ТАНей но и НАТальей оказаться. ТиТания Наталия ("приРодная").

В связи с "Пентамероном" припоминается "Декамерон" Boccaccio (там тоже случилась история с Мёртвой царевной), см. первую историю про КАТАлину, начиная с 0.18 мин:

http://tushkan.net/news/dekameron_2015_ … 8-26-25183

Г.Бейли. "Забытый язык символов" (фрагменты):

"Во многих случаях имена действующих лиц богаты значением и
раскрывают значение мифа. То, что эти имена бывают разными в
разных местностях, как мне кажется, полностью опровергает тео-
рию мистера Ланга о том, что мифы, вероятно, переносили из
одной страны в другую женщины-пленницы, и тем более опровер-
гает теорию Макса Мюллера о «болезни языка», поскольку, как
будет видно дальше, измененные имена персонажей часто имеют
первостепенное значение и точно раскрывают подтекст сюжета.
В Бразилии рассказ о Золушке называется «Дона Лабисмина».
(ср. с La Loba, Се - мантика  звука , слова , речи - М.)
В этой версии сказки Лабисмина — имя змеи, которая при рождении
героини обвивается вокруг ее шеи, а потом живет в море и высту-
пает в роли феи-крестной. Совершенно ясно, что это имя — форма
слова L’Abisme — Великая Бездна, Змея-Мать нераскрытой
Мудрости, которая жила в первозданном океане, глубина которого
неизмерима. Мистер Вейгалл пишет, что богиня Хатор, которую ино-
гда отождествляли с Изидой, а иногда считали матерью Изиды,
«иногда имеет облик змеи и иногда бывает феей-крестной». Очень
часто сама Золушка носит имя Мария, Мара, Мариетта или Ма-
риучелла. Имя Мария авторы некоторых сочинений отождествляют
с именем Мириам, которое означает ту, кто печальна и несчастна,
звезду моря, каплю моря; другие авторы производят его от имени
Мара, которое носила одна из нереид и которое может отображать
фосфорический блеск поверхности моря так же, как имя Майра
изображает искры света звезды Сириус. У сербов имя героини сказ-
ки о Золушке — не Золушка, а Мара. На Корсике Золушка носит
имя Мариучелла, а ее мать, как Хатор, принимает облик коровы.
«Не тревожься, Мариучелла, я — твоя мать», — говорит эта корова.
На Сардинии имя Золушки — Барбарелла, и оно явно происходит
от Барберо и Барбело — оба этих имени у гностиков носила Му-
дрость. «Их происхождение, — пишет мистер Мид, — очень трудно
определить», но Барбара означает чужеземку, ту, кто родом из дру-
гой страны, и это значение становится ясным при обращении к
«Нисхождению Солнца», где сверкающая и светящаяся Шри гово-
рит: «Я царская дочь из другой страны». Эта же идея подобным же
образом подчеркнута в сирийской версии этого солнечного мифа,
где Дитя Солнца говорит: «Я оделся так же, как они, чтобы они не
смогли догадаться, что я явился издалека, но каким-то путем они
узнали, что я не из их страны»...
В Финляндии Золушка известна как Прекрасная Клара. Имя
Клара происходит от слова clareo — «я сияю» и означает «Яркая,
сияющая, ясная, блестящая на вид». В болонье Золушка — носит
имя Зизола, которое явно происходит от Зиза — одного из наиме-
нований Изиды. (применительно к Изиде также форма ЗИЗИ - М.)

Согласно еврейскому варианту сказки имя Золушки — Кабха,
что значит «Заря» и соответствует имени Аврора. А имя Аврора
происходит от латинского слова aurum — «золото» и означает золо-
тую красоту утра, Зарю с розовыми пальцами.
В Ютландии Золушка называется Люси от латинского слова
lux — «свет» или luceo — «я свечусь». Имя Люси образовано от того
же корня, что слово «Луна» и имя Люцифер — «Несущий свет», и
означает «Сияющее дитя, рожденное на восходе солнца или на рас-
свете».
Таким образом, мы видим, что имена, которые Золушка носит
у народа, так же темны по смыслу и полны значения, как класси-
ческое имя Психея из греческого мифа. Имя Психея, которая име-
ет много общего с Золушкой, означает «Дыхание» или «Душа», и
почти все согласны в том, что Психея — символ души-искры, за-
точенной в физическом теле.
Чтобы значение имени Золушка раскрылось полностью, можно
заглянуть в индийский рассказ «Лань Зари».
Лань Зари часто играет роль феи—крестной Золушки, а иногда
это маленькое животное имеет золотые рога. В Ригведе сказано:
«Вся нежность собрана в лани». И слово «Лань» до сих пор ис-
пользуют на Востоке для обозначения жены или царицы. Лань с
золотыми рогами — это Хатор, в египетской мифологии богиня неба
и любви, и ее золотые рога — это золотые рога молодой луны. Диа-
ну нередко изображали с полумесяцем на голове, лежащим так, что
он похож на коровьи рога...
В рассказе, который назван «Лань Зари», речь идет о принцессе,
которая скрывает, кто она такая, становится комнатной служанкой
и день за днем показывается царю, который страдает от отверг-
нутой любви и ненавидит женщин. (ср. с "Тысяча и одна ночь" - М.)
Эта «Лань Зари» имеет такие же изменчивые, неясные и противо-
речивые характеристики, как Золушка и прекрасная Суламита.
В первый раз она появляется одетая в темно-синий наряд, словно
воплощая собой ночь новолуния; в следующий раз она похожа
на небо перед тем, как заря окрашивает его первым красным
лучом, и говорит: «О царь, я молода, и все же я старше тебя».
После этого она похожа на воплощенный росток дерева молодости
и говорит, что ее имя — Мадхура Маниари, то есть «Букет цветов
для тех, кто пьет мед». В следующий раз она кажется глазам царя
похожей на воплощение утренней росы и на символ любви, которая
поднимается из пепла его сердца и приняла облик женщины;
затем она выглядит для него как сущность, воплотившаяся по воле
Творца в совершенно ином, но столь же восхитительном теле и как
воплощенный покой собственной души царя.
И наконец она становится похожа на глоток любовного
напитка, который принял облик женщины и томится от
желания. Изумленный, озадаченный и очарованный царь, который
«заболел от любви», восклицает, что ему хватит одно прикоснове-
ния ее руки, чтобы вспыхнуть огнем. Тогда она смотрит на него
очень строго и говорит: «Это очень опасные признаки, которые
должны встревожить врача. Твоя болезнь опасна». Царь говорит:
«Ты могла бы сравнить меня с огнем, который почти угас, и его
нельзя было разжечь снова. А потом он вспыхнул из пепла чистым
пламенем так, как никогда не горел раньше». Наполовину боясь,
наполовину смеясь, Лань Зари восклицает: «Ариупутра, дай мне
уйти! Разве ты не догадался, что я — царица?» Позже царь говорит:
«Разве я не был прав, когда сказал, что я был огнем, а она топли-
вом для него? Или, вернее, это я — топливо, а она — огонь, по-
тому что она сжигает меня точно как пламя».
В Каталонии Золушка известна под именем Раздувательница
Огня из-за своего занятия, в Ютландии же ее называют Бьющая по
Огню, и «бить» в этом случае означает ворошить, чтобы разжечь.
Таким образом, похоже, что яркая и светящаяся Золушка, которая
сидит среди пепла и поддерживает огонь, не давая ему угаснуть,
олицетворяет собой Святой Дух, который живет в пренебрежении
среди тлеющего пепла — скрытой в Душе и никогда не угасающей
полностью Божественности и терпеливо поддерживает ее тлеющий
огонь, раздувая его в пламя...
В Финляндии Золушка носит имя Туна — уменьшительное от Кристуна,
то есть Кристина, Христос в облике маленькой девочки...

(с Кристиной не соглашусь, имя Туна самодостаточно и ближе к Таня, Танит, Тинатин.
Выделенное мною красным пригодится нам в дальнейшем, сейчас могу лишь прибавить,
что "глоток любовного напитка, который принял облик женщины" в мифах с патриархальной
начинкой принимает мужской облик, об этом мы ещё поговорим. Кстати, у тех же индусов,
в борьбе за сому т.н. Вишну оборачивался женщиной, обманув асуров точь в точь как наш
Серый волк будучи в облике Василисы (Елены) Прекрасной развёл царя не помню как его звали.
Закономерный вопрос: индусы уверены, что Вишну - это ОН, а не ОНО хотя бы? – М.)

Существовало предание о том, что Сад Гесперид находился под
охраной трех нимф и неизменно бдительного Змея по имени Ладон.
В Богемии Золушка известна как Принцесса с Золотой Звездой на Лбу, и
её имя — Лада. (она же Царевна-Лебедь: "Месяц под косой блестит, а во лбу Звезда горит" - М.)
Возможно, что это имя — женская или уменьшительная форма
имени Ладона, Доброго Змея и что корень обоих слов — слог «ла»,
который на языке майя означает «то, что существовало всегда,
Вечная Истина».
Об индийских богах говорят, что они сбивают свой нектар —
усладительное масло — из вод океана, и индусы утверждают, что
три мистические буквы Aum Творец «выдоил». В одной из индий-
ских версий сказки о Золушке героиня — седьмая из семи дочерей
в семье и все дочери становятся женами принца. Когда Золушка
несправедливо попадает под подозрение, дети говорят своему отцу:
«Прикажи прийти своей седьмой жене, которая находится в башне.
Протяни семь занавесов между ней и нами и посмотри, что случит-
ся потом». Золушку приводят к ним и протягивают семь занавесов
между ней и детьми. Из ее сосцов вырываются три струи молока,
которые пробивают все семь занавесов и попадают прямо во рты
детям. В сказках нередко случается, что изо рта героини течет вино
или мед или же сыплются драгоценные камни; но три молочных
струи через семь завес — настолько необычная и странная мысль,
что, как говорит Бэкон о некоторых сказаниях, издалека видно, что
это притча...
Семь завес, через которые проникают три струи молока Золушки,
можно сравнить с семью воротами подземного мира, через которые
проходит Иштар, и семью планетарными сферами, через которые
поднималась вверх София, Дева Света.Считалось, что эти семь сфер,
движение которых создавало легендарную музыку сфер, как бы на-
деты одна на другую и все вместе похожи на перевернутую стопку
вложенных одна в другую хрустальных чаш. Платон полагал, что на
каждой сфере сидит и поет небожительница из племени морских дев
и эти Семь Сирен Небесных Сфер можно сравнить с семью девицами
из свиты Золушки...
В Палермо Золушка носит имя Нина, а иногда Нинетта. Первое из
Этих двух имен — и от него произошло название города Ниневии —
было одним из титулов Иштар. «Нина, — пишет доктор Пинчес, —
еще один облик Иштар, богини творения, воплощенной в обиль-
ной и бурлящей жизни океана, и ее имя писалось посредством
символа, означавшего дом или замкнутое помещение со знаком
«рыба» внутри»...
В Италии существует версия сказки о Золушке, где Золушку зо-
вут Мона Катарина, то есть «Одинокая и Чистая», а в некоторых
местностях историю Золушки рассказывают под названием «Одно-
глазка, Двуглазка и Трехглазка». То, что Золушка в этой версии
присутствует как Двуглазка, подтверждает догадку о том, что
Мудрость считалась равновесием Любви и Знания...
В некоторых областях Италии Золушка именуется Изабеллуча, и
это имя явно сродни имени Изабелла, которое может означать либо
«Прекрасный Свет», либо «Сияние Света». Слоги «элла», такие же,
как в имени Золушки Синдерелла, можно обнаружить в слове stella
— «звезда», а слово aster, тоже означающее звезду, состоит в род-
стве с именем Ashtaroth (по-русски пишется «Ашторет». — Пер.)"...
Полумесяц был знаком синебородого Сина, ассирийского бога света,
а имя Синдерелла, несомненно, родственно имени Син. Этимология
английского слова cinder, означающего «зола» или «тлеющие угли»,
так богата смыслом, что я дословно процитирую здесь то, что сказано
о ней в «Английском этимологическом словаре» Веджвуда: «Это слово
надо было бы писать sinder, поскольку оно соответствует немецкому
Sinter, голландскому Sindel и древнесеверному Sintel. Sinder обо-
значало вначале сверкающие искры, возникающие от ударов моло-
та по лежащему на наковальне раскаленному добела железу, затем
черные чешуйки, в которые эти искры превращаются, остыв, и
шлак или окалину, из которых они состоят. Происхождение этого
слова видно по древнесеверному слову sindra — «искриться, раз-
брасывать вокруг искры», которое было параллельной формой к
tyndra, также означавшему «искриться». В Германии слово zunder
употребляется как синоним к sinder».

"По-египетски имя Изида звучало как «Асет», что означает «трон». Жрецы совершали внутри пирамиды церемонии согласно звёздной карте неба, чтобы фараон стал «Озирисом» и, следовательно должен был зачать новую жизнь с Изидой, отождествляемой со звездой Сириус, и обеспечить наследником египетский трон. (Черинотти А. «Мистерия пирамид» с. 101).

"Наследник — это и есть «звёздный мальчик», бар Кохба (с арамейского — сын Звезды)" - КОХБА ср. с КААБА - М.

АСЕТ и ЗАЗА-ЦАЦА далековато.

АСЕТ - АСТ

АСТРА - АСТАРТА (ИШТАР), но это уже с добавками, а корневое ядро, без А, это -СТ- , что вполне согласуется с лат. "трон" (он же алтарь), который по нашему (пре)СТолъ, СеДалище, то, на чём СиДят. Да и вторая половина АСТАРТы - это ещё раз ТРон. Имеем дважды-трон: аСТ-ТаРта (хотя по сути это Звезда, торящая свой путь в космосе). СЕДая - пепельный свет волос.

Это уж потом к Изиде перешли рога Хатор, а до этого у неё на голове был трон (с подножием), ну прямо копия нашей СОРОКИ:

Имя богини, вероятно, означает «сиденье», «трон» и идентично знаку, который она несет на своей голове. Таким образом, Изида, очевидно, была первоначально олицетворением тронного места и тем самым имела особое отношение к царю, чьей символической матерью она является.
Источник: http://www.symbolarium.ru/index.php?title=Изида

Вот и при чём тут Зозуля-кукушка? Кукушка подкладывает свои яйца в чужие гнёзда. Зозуля может быть и ни при чём, а вот СОРОКА точно в кассу! да сажа-то на старославянском - САЖДА - Фасмер считает, что от формы глагола "на-саждать", т.е. опять-таки "сидеть".

Сириус раньше назывался Каникула (лат. "маленькая собачка"), а именование Сириус закрепилось скорее всего благодаря Осирису в греч. изполнении. Каникулу всегда связывали с Изидой, а на т.н. "Табличке Изиды" под троном как раз "маленькая собачка"(выделено мною чёрным):

Аргонавтъ, гляди в оба на ДАМУ с СОБАЧКОЙ... Во Вступлении "Пентамерона" идёт речь о ДОЧЕРИ ЦАРЯ и СЛУЖАНКЕ ("с чёрными ногами, как у сверчка"). Причём, ЦОЦА была обманута служанкой, которая увела у неё буквально из-под носа Тадеуша-Фаддея.

Многое будет зависеть от точности, надо увидеть НЕЗАМУТНЁННЫМ ВЗОРОМ - кто есть кто. "Ясность - правильное распределение света и теней", - говаривал Гёте. Должны же мы определиться, чьи СОРОКИ из наших краёв, а чьи - залётные. Уверена, что у Базиля имеется инфа на этот счёт.

А разКЛАД, в принципе, такой:

"Остров-Буян, где живет Стратим-птица, всем птицам мать,
Индрик-зверь, всем зверям отец,
Кит-рыба, всем рыбам мать, да инорокая змея Гарафена (Скоропея).
На зеленом кусте сидит пчелиная матка, всем маткам старшая,
и ворон, всем воронам старший брат.
Там Дуб мокрецкий да Алатырь камень".
(из народных заговоров)

Вариант Гарафены-Горгоны Медусы: Дева ЗАРЯница, которая у индусов - УШАС (санскр. उषस्; uṣas).

"Ушас (санскр.) Заря, дочь неба; то же, что Аврора латинян и греков. Впервые она упоминается в «Ведах», где она также названа Ахана и Дьетана (осветительница)" (Е.Блаватская)

Аврора ближе к Родопис-Афродите:

Афрора-Афродита, или Аврора-Авродита.

Что интересно: в египто-санскритском вариантах превалируют шипяще-свистяще-жужжащие звуки: Ушас (ср. с "ужас"), usas, Изис-Исис (ср. с Иисус), а в греко-русских стабилен громово-раскатный звук Р-R: заРя, Родопис, Аврора.

ЗаРя сочетает в себе зудяще-жужжащее "З" и громово-раскатное "Р".

Так кто в доме Хозяйка?

Лиса на "КМ", помнится, разместила инфу, что славянские женщины носили головные уборы СОРОКИ в связи с СОРОКОВИНами по умершим. Мол, СОРОКОУСТ православных из той же оперы. Автор ещё посетовала: до чего же славянских женщин довели, что они обречены были носить СОРОКУ из-за покойников. Словом, СОРОКА связана со СМЕРТЬЮ.

Это одна информация к размышлению.

Второе: уже упоминала про СОРОЧинскую шапку: "в сорочинской шапке белой, весь как лебедь поседелый..." АС Пушкин - мастер компактной УПАКОВКИ тайной доктрины.

Третье и самое простое объяснение: птицы сороки издают каркающе-стрекочущие звуки. Где "С" русская, там может запросто затесаться и  латинская "С", у нас графически - К. Сорока каркает, как ВОРОНА. Что ж, всё может быть.

СОРОКА к тому же ЗОРКАя.  Женщина с сорокой  - ЗОРКАЯ КАРКУША, т.е. видящая и провозглашающая то, что видит. Так и сороки себя ведут, предупреждая лесных жителей об опасности: "Высоко сижу, далеко гляжу..."

СОРОКА прежде всего ЗОРКАя птица.

Ежели СОРОКА в СТРАТОсфере сидит, то почему бы ей не быть ЗОРКой?

соро́ка I, укр., блр. соро́ка, цслав. сврака, болг. свра́ка, сербохорв. свра̏ка, словен. sráka, чеш., слвц. straka, польск. sroka, в.-луж., н.-луж. sroka. словин. sãrka, полаб. svorkó. Эти формы свидетельствуют о существовании *sorka и *svorka Сравнивают с лит. šárkа «сорока», др.-прусск. sarke и далее — с др.-инд. c̨ārī́, c̨ā́riṣ «какая-то птица», c̨ārikā «индийская сорока» (Уленбек, Aind. Wb. 308; AfslPh 17, 629; Траутман, ВSW 299; Фортунатов, AfslPh 4, 580; Торбьёрнссон I, 30; 2, 62). Слав. v здесь часто объясняют влиянием цслав. свръчати «издавать звук» и близких форм (см. сверча́ть, сверчо́к) (ср., напр., Торбьёрнссон 1, 30; Петерссон, KZ 47, 270; Траутман, Арr. Sprd. 419; Преобр. II, 358), но праформу *svorka предполагает алб. sorrë «ворона»; см. Педерсен, KZ 36, 337; Г. Майер, Alb. Wb. 390; Иокль, WZKМ 34, 33. Последнее пытались связать этимологически со сверча́ть, сверчо́к (Перссон 531; Младенов 573). Вариант *sorka сравнивают с лат. соrnīх «ворона», corvus «ворон», греч. κόραξ «ворон», κορώνη «ворона» (Хирт, IF 17, 390; Педерсен, там же; Вальде–Гофм. I, 275) соро́ка II «женский головной убор», новгор., тверск., костром., владим., орл., ряз., воронежск. (Даль). От соро́ка I из-за сходства с сорочьим хвостом и расцветкой перьев (Зеленин, RVk. 230 и сл. (с рисунком); Торбьёрнссон 1, 31; 2, 63; Кипарский 101). Ср. карельск. harakka «сорока, чепец», шв. kråkа «чепчик», также «ворона». см. также коко́шник. (М.Фасмер)

Вот и загадочная Стратим-птица нашлась.

- сорока обыкновенная, семейство врановые.

Если бы люди уделяли больше времени языкознанию и естествознанию, вместо того, чтобы тратить его на оккультнные "науки", человечество давно бы избавилось от паразитической надстройки. К области ЯЗЫКознания Медея относит СКАЗания предков, основанные на их жизненном опыте и опыте прародителей. Именно там можно обнаружить потаённые (а вовсе не утраченные) языковые пласты, подобно РЕКЕ в РЕКЕ.

Замечательно, это по нашей части:

http://psylib.org.ua/books/estes01/txt11.htm
ЖАР: ВЕРНУТЬ СВЯЩЕННУЮ ЧУВСТВЕННОСТЬ

"Древнегреческая" старушка Баубо

- тут со свинкой...

Зачин "Пентамерона" (фрагмент, пер. П.Епифанова):

"Рассказывают, что некогда у короля страны, называемой Валле Пелоза [8], была дочь по имени Зоза, и была она столь задумчива, словно некий Зороастр или Гераклит, - что вовсе никогда не смеялась. И бедный отец, который прямо-таки дышал единственной дочкой, чего только ни делал, чтобы избавить ее от грусти. Желая ее развлечь, он приводил к ней то танцоров на ходулях [9], то знаменитого маэстро Руджеро, то жонглеров, то Силы Геркулесовы, то танцующую собаку, то Браконе-прыгуна, то осла, что пьет из кружки, то Лючию-плясунью [10] - сегодня одно выдумывал, а завтра другое. Но все было впустую: ибо ни лекарства маэстро Грилло [11], ни сардинская трава, которая, как известно, вызывает неудержимый смех, ни даже такое испытанное средство, как укол шпагой в диафрагму, не могли заставить ее хоть чуточку улыбнуться. И тогда, делая последнюю попытку и не зная, что придумать еще, повелел король устроить перед воротами своего дворца большой фонтан, который брызгал бы во все стороны маслом. А народ сновал по той улице, словно муравьи. И тогда прохожие, чтобы не запачкать одежду, были бы вынуждены подскакивать как кузнечики, прыгать как козы, перелетать с места на место как белки, то скользя, то сшибая друг друга. Тут-то, по мысли короля, и могло случиться однажды что-нибудь особенно потешное, что уж наверняка развеселило бы его дочь.
Итак, соорудили этот фонтан. И в один из дней Зоза, стоявшая у окна, до того серьезная, будто ее замариновали в уксусе, увидела, как некая старуха, опустив губку в масло фонтана, выжимает ее в кувшинчик, который принесла с собою. И в ту минуту, когда старуха была полностью погружена в свое дело, один дьяволенок-паж из дворца запустил в нее камешком столь метко, что попал в кувшинчик и разбил его на куски.
Тогда старуха, у которой язык был не шерстью поросший и которая никому не позволяла влезть себе на шею, обернулась к пажу и говорит ему:
- Ах ты, грязи комок, шалопай, засранец, горшок ночной, попрыгунчик на чембало, рубашка на заднице, петля висельника, мошонка мула! Смотри, нынче и блохи яд имеют. Так пусть тебя паралич разобьет, пусть матушка твоя дурные вести получит, да чтоб тебе до первого мая не дожить [12], да чтоб тебя копье каталонское достало, да чтоб тебе на веревке ногами дрыгать; как кровь даром не льется, так мои слова исполнятся, и придет на тебя тысяча бед и еще кое-что! Раз уж ты в такой путь пустился - ветер тебе в паруса: и пусть твое семя зря прольется и плода не принесет, пропойца, рвань, сын той девки, что по списку в магистрате в месяц два карлина платит [13], разбойник!
Парень, у которого еще почти не было волос на подбородке, а смысла в голове и того меньше, услышав столь сочную речь, постарался отплатить старухе той же монетой:
- А ну-ка прикрой свою сточную канаву, бабка чертова, рвоты-вызывалка, младенцев-душилка, дерьма кусок, говенный рот!
Услыхав эти новые вести своему дому, старуха до того рассвирепела, что уже полностью сбилась с компаса самообладания и вырвалась из стойла терпения: на глазах у пажа высоко задрав занавес своего убранства, она показала такую пасторальную сцену, что тут и Сильвио мог бы сказать: Бегите, раскрывши глаза широко, с рогом...[14]. И когда Зоза увидела эту картину, ее так разобрало, что она чуть не умерла со смеху
Тогда старуха, видя, что над ней смеются, разгневалась великим гневом и, обратив на Зозу взгляд, наводящий ужас, сказала ей:
- А тебе желаю никогда не увидать, что у твоего мужа в штанах, если только тебя князь Кампо Ретунно [15] замуж не возьмет!
Зоза, услыхав эти слова, вовсе ничего не поняла; она велела позвать старуху во дворец, ибо ей хотелось непременно узнать, просто ли та ее отругала, или наложила на нее некое заклятие..."

Прим. переводчика:
8 - "Мохнатая долина"
15 - "Круглое поле".

Пересмешнику Базилю юмора ниже пояса не занимать - "Пентамероном" единым можно вылечить многие места 

Встреча ЦОЦЫ-несмеяны и старухи Баубо в зачине "Пентамерона" подтверждает мою версию насчёт ЦИРЦеи-Цереры (Деметры). ЦАРИЦы, одним словом. А фонтан с маслом вообще королевский!

Касаемо ЖАРа, см. ссылку  Медею куда больше, чем история Койота Дика, разСМЕШила сказка "ВОЛШЕБНОЕ КОЛЬЦО" из коллекции сказок А.Афанасьева http://hobbitaniya.ru/afanasyev/afanasyev.php

http://hyperborea.liveforums.ru/viewtopic.php?id=212 - так живо себе это представила, что хохотала от пуза  Тут мОлодец тоже со старушкой повстречался.

Пилигримские значки из Голландии, 13-16 вв,  - сюжеты с пенисами и вульвой с несколько пародийными элементами светского мира, особенно, что касается изображений вульвы. Между тем, мы снова обнаружим тут и «греческий» крылатый пенис. 

Купидон и Психея - Адольф Вильям Бугеро

Надо бы заглянуть на одну из ФАРНезских вилл http://www.vehi.net/brokgauz/all/105/105944.shtml с фресками Рафаэля, Романо и др., разсмотреть богов с овощами-фруктами поближе, а пока три фрагмента:

- вот и СОРОКИ нашлись, как же без них?